24.12.2025 13:14:54
«Журнал Московской Патриархии» регулярно предлагает читателям материалы, посвященные жизни Русской Церкви в ХХ веке. После Октябрьской революции 1917 года положение Русской Церкви быстро и резко менялось, и каждый год становился новой вехой в ее истории. В 2025 году практически в каждом номере журнала мы публиковали статьи о святителе Тихоне, Патриархе Московском и всея России, и о его сподвижниках. Заключительный материал о трагическом и сложном 1925 годе в жизни Русской Православной Церкви представляет священник Александр Мазырин, доктор теологии и доктор церковной истории, профессор, главный научный сотрудник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (№ 12, 2025, PDF-версия).
Год 1925-й начинался для Русской Церкви тревожно. Состояние здоровья Патриарха Тихона быстро ухудшалось. На праздник Рождества Христова 1924/25 года святитель служить уже не смог. Чувствуя приближение кончины и понимая, что богоборческая власть будет препятствовать избранию его преемника на Поместном Соборе, Патриарх Тихон составил в тот день завещательное распоряжение с именами трех возможных Патриарших Местоблюстителей: митрополитов Казанского Кирилла (Смирнова, † 1937), Ярославского Агафангела (Преображенского, † 1928) и Крутицкого Петра (Полянского, † 1937)1. Поскольку два первых кандидата находились тогда в насильственном отдалении от Москвы и не могли вступить в управление Церковью, наиболее вероятным временным преемником святителя Тихона оказывался митрополит Петр, к тому времени уже год являвшийся его ближайшим помощником в должности Патриаршего Наместника. В середине января Патриарх лег в московскую частную клинику Бакуниных на Остоженке, которая стала основным местом его пребывания вплоть до дня кончины. При этом, как только появлялись силы, святитель Тихон выбирался из больницы, совершал богослужения в московских храмах, возглавлял архиерейские хиротонии (в последний раз — 5 апреля 1925 года в храме «Большое Вознесение» у Никитских ворот, за два дня до кончины).
Трудностями Православной Российской Церкви цинично пытались воспользоваться советские раскольники-обновленцы и поддерживавшие их фанариоты. В целях организационного оформления своего властного первенства в православном мире Константинопольская Патриархия в конце 1924 года объявила о скором созыве в Иерусалиме «Вселенского Собора». Обновленцы сразу же начали готовиться к участию в этом действе, постановив, со своей стороны, «оставить открытым вопрос о включении в повестку Вселенского Собора дела о тихоновском расколе»2. В конце января 1925 года ими был проведен «Всероссийский съезд расширенного пленума Священного Синода и активных работников по проведению церковного обновления», в работе которого принял участие официальный представитель Фанара в Москве архимандрит Василий (Димопуло, † 1934). Он огласил приветственную грамоту обновленцам от своего Патриарха и выразил «уверенность в том, что Священный Синод, ценя эти первые шаги возобновляющейся братской взаимности, и впредь будет во всем послушен голосу своей Матери — Вселенской Церкви, которая всегда явится охранительницей чистоты веры православной». Слова Димопуло о чистоте веры (которой Константинополь многократно в истории изменял) прикрывали действительные интересы Фанара: во-первых, стремление к максимальной подчиненности («послушности») ему Русской Церкви, за которую выдавалась обновленческая псевдоцерковная организация; во-вторых, желание расположить к себе советское правительство, пусть даже и богоборческое. «Питаю надежду и уверенность в том, — заявлял архимандрит Василий, — что, послушная голосу Вселенской Церкви, Церковь Русская с своей стороны зорко будет стоять на страже и поддерживать авторитет и высоту Церкви Вселенской от всякого инородного посягательства. Голос Союза ССР силен и могущественен и всегда может защитить Церковь Вселенскую от всяких непредвиденных и неблагожелательных к ней отношений»3.
Обновленцы охотно принимали предлагаемую подмену Вселенской Церкви скомпрометированной фанариотской институцией, поскольку им это тоже было ситуативно выгодно, и писали Патриарху Константинопольскому: «Мы выражаем полную свою готовность следовать указаниям святейших восточных православных патриархов... Мы уверены, что молитвенное предстательство за нас святейших православных патриархов, а равно их мудрость отеческая прольют священную тишину и мир в раздираемую бывшим патриархом Тихоном святую русскую православную церковь, к спасению которой от раздора и нестроений настоящее Всероссийское Церковное совещание принимает все свои меры»4.
Обновленческий пленум также обратился к правительству СССР, выразив глубокую радость по поводу «окончательной ликвидации всех политических антисоветских партий» в стране. Далее следовал обычный для обновленцев политический донос: «Мы имеем ряд данных, ясно свидетельствующих, что тихоновщина есть последняя, еще недобитая революцией антисоветская группировка под знаменем религии. Поэтому борьба наша с тихоновщиной получает политический характер». В качестве вознаграждения за свое участие в этой борьбе обновленцы просили у советского правительства ряд поблажек (жилищных, налоговых и др.), что, по их убеждению, «будет несомненно способствовать и еще большему поднятию авторитета Советского Правительства, даже среди его внешних врагов, и окончательному закреплению Советского строя внутри страны»5.
Профессиональные богоборцы-большевики тоже рассчитывали на скорый успех в борьбе с «церковной контрреволюцией». Секретарь Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б) чекист Е.А. Тучков писал в феврале 1925 года в докладе партийно-советскому руководству: «В настоящее время тихоновщина — наиболее сильная и многочисленная из оставшихся в СССР антисоветских группировок. Однако, в связи с болезнью (довольно серьезной) патриарха Тихона и возможной его смертью, положение тихоновщины может резко измениться к худшему, так как, лишенная авторитетного руководящего лица, эта группа окажется состоящей из враждующих за власть больших и маленьких групп»6.
Инициатива Фанара с «Вселенским Собором» вредила Русской Церкви не только потому, что ею надеялись воспользоваться раскольники-обновленцы. Косвенно она оказалась причиной возбуждения нового следствия в отношении Патриарха Тихона и его сподвижников. Православная Российская Церковь не могла остаться совершенно безучастной к намечаемому в Иерусалиме мероприятию. Хотя признавать его громкое название не было никаких оснований (эпоха Вселенских Соборов уже давно стала достоянием церковной истории), Патриарх Тихон должен был думать, кто и как мог бы представить на этом собрании каноническую Русскую Церковь. ОГПУ сразу нашло здесь повод для новых преследований Патриарха и его ближайших помощников, обвинив их, как это ни дико звучало, в шпионаже. Двадцать первого марта 1925 года Святейший Тихон был подвергнут допросу, и первым делом следователь его спросил: «Скажите, кому вы поручали вопросы по подготовке к 8 вселенскому Собору?» «Я этот собор вселенским не считаю», — ответил Патриарх, но признал, что «думал послать на собор профессора Попова Ивана Васильевича, как церковного историка, в связи с этим поручил ему подготовиться по всем вопросам, которые будут обсуждаться на соборе, в частности по вопросу о живоцерковном расколе»7.
К моменту допроса Патриарха Иоанн Попов († 1938) уже был арестован. Главным пунктом обвинения являлось то, что он взялся за составление списков православных российских епископов, причем с указаниями, кто из них в заключении, а кто на свободе. В этом, собственно, и заключался «шпионаж». По делу едва не был арестован митрополит Крутицкий Петр. Угроза ареста распространялась и на самого святителя Тихона. В составленном Тучковым списке агентурных разработок 6-го отделения Секретного отдела ОГПУ на первом месте значилась мифическая «Шпионская организация церковников», возглавлявшаяся якобы Патриархом Тихоном, митрополитом Петром и архиепископом Феодором (Поздеевским, † 1937). Тучков докладывал начальству про «группу правых церковников, подготовлявшуюся к новому антисоветскому выступлению церкви на Вселенском соборе»: «Участники в ней — патриарх Тихон, митрополит Полянский Петр, профессор церковник Попов... и др. Группа приготовила ряд материалов для антисоветского выступления на предстоящем в мае месяце в Иерусалиме соборе»8.
В такой тяжелой обстановке, находясь под следствием и ожидая нового ареста, Патриарх Тихон вечером 7 апреля 1925 года скончался в больнице Бакуниных. Для Русской Церкви, именуемой по его имени «тихоновской», кончина святителя Тихона была невосполнимой. «Он на себе одном нес всю тяжесть Церкви в последние годы, — сказал над гробом почившего митрополит Сергий (Страгородский, † 1944). — Им мы живем, движемся и существуем как православные люди»9. Уже при жизни многие православные почитали его как святого. Прощание с Патриархом и погребение состоялось в московском Донском монастыре. Проститься с любимым Первосвятителем шли сотни тысяч человек, не останавливаясь ни днем ни ночью. Погребение Патриарха Тихона состоялось в Вербное воскресенье, 12 апреля. В тот же день сонмом архипастырей был подписан канонический акт по поводу его рождественского завещательного распоряжения: «Убедившись в подлинности документа и учитывая: 1) то обстоятельство, что почивший Патриарх при данных условиях не имел иного пути для сохранения в Российской Церкви преемства власти и 2) что ни митрополит Кирилл, ни митрополит Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, Мы, Архипастыри, признаем, что Высокопреосвященный митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего Патриарха должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя»10. Под этим историческим документом подписались 58 православных епископов — большинство из находившихся тогда на свободе и практически все, кто присутствовал на погребении святителя Тихона. По сути дела, 12 апреля 1925 года состоялся неофициальный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, утвердивший в обстановке скорбной торжественности ее нового Предстоятеля, хотя и временного. Столь ясное выражение соборной воли российского епископата отводило любые добросовестные сомнения в каноничности местоблюстительства митрополита Петра, которые, однако, со стороны врагов Церкви не замедлили зазвучать.
Обновленцы известие о кончине Патриарха Тихона восприняли с большим энтузиазмом, и уже 11 апреля их «Священный Синод» выпустил призывное послание к «архипастырям и пастырям, и всем верным чадам церкви православной», в том числе и «обособившимся от него» (от лжесинода): «Теперь кончина бывшего патриарха, имя которого было знаменем церковных пререканий, нравственно обязывает всех церковных людей настоятельно и серьезно вдуматься в создавшееся положение в церкви и спокойно, в духе христовых любви и мира, обсудить снова, как изжить церковное разделение, тягостное для православного общества. Дальнейшее разделение православной русской церкви чревато еще более тягостными последствиями для верующих. В сознании исключительной важности настоящего момента в жизни русской церкви священный синод, как правомочный орган высшей церковной власти и состоящий в каноническом общении с вселенскою церковью в лице православных восточных патриархов, призывает всех архипастырей и пастырей православной русской церкви отложить пререкания, создавшиеся в связи с церковным разделением, и миролюбиво подготовлять свои паствы к предстоящему в скором времени поместному собору, который мог бы внести в православную церковь умиротворение»11.
Хотя «Собор» и декларировался провокаторами-обновленцами как примирительный, «Положение» о его созыве подразумевало фактическое подчинение им «тихоновцев» уже на предварительном этапе. Само его заявляемое наименование — «III Всероссийский Поместный Собор» — предполагало признание «II Всероссийского Поместного Собора» 1923 года, на котором Патриарх Тихон был объявлен лишенным сана и монашества, были утверждены женатый лжеепископат, второбрачие клириков и т.д. В «Положении» говорилось, что «на Соборе участвуют в качестве полноправных членов православные клирики и миряне, не состоящие в каноническом подчинении Св. Синоду (староцерковники), осуществляя это право после предварительного соглашения своих руководителей с Св. Синодом или его органами на местах об условиях и формах участия в выборах». Сами выборы должны были производиться «на Епархиальных Собраниях по общепринятому порядку». Очевидно, имелись в виду обновленческие собрания, поскольку «тихоновские» епархиальные управления, как не легализованные советской властью, их проводить не могли. Вся подготовка к «III Всероссийскому Поместному Собору» должна была проходить под эгидой «Св. Синода», члены пленума которого входили в его состав автоматически. Кроме того, оговаривалось, что «Священным Синодом приглашаются на Собор известные профессора, ученые и церковно-общественные деятели с правом решающего голоса»12. То есть все идеологи и ведущие деятели обновленчества без каких-либо выборов и ограничений проходили на «Собор» в количестве, достаточном для обеспечения перевеса над «староцерковниками». Создавалась лишь иллюзия полноправного участия в нем «тихоновцев», для которых предрешенные постановления лжесобора были бы обязательными.
Для привнесения большего соблазна 15 апреля 1925 года, в Страстную среду, в «Правде» и «Известиях» был опубликован текст, претенциозно названный «Предсмертным завещанием Тихона». «Завещание» намечало программу борьбы с «церковной контрреволюцией» и призывало «не допускать никаких поползновений неблагонамеренных людей в сторону антиправительственной деятельности, не питать надежд на возвращение монархического строя и убедиться в том, что Советская власть — действительно народная Рабоче-Крестьянская власть и потому прочная и непоколебимая. Мы призываем выбирать в церковноприходские советы людей достойных, честных и преданных православной церкви, не политиканствующих и искренне расположенных к Советской власти. <...> Мы не можем не осуждать тех, кто в забвении божьего (так. — А.М.), злоупотребляя своим церковным положением, отдается без меры человеческому, часто грубому политиканству, иногда носящему и преступный характер, и потому по долгу первосвятительского служения нашего благословляем открыть действия особой при нaс комиссии, возложив на нее обследование и, если понадобится, и отстранение в каноническом порядке от управления тех архипастырей и пастырей, кои упорствуют в своих заблуждениях и отказываются принести в них раскаяние перед Советской властью, предавая таких суду православного собора». Далее предлагались меры против «бежавших за границу архипастырей и пастырей». При этом публикацию «Завещания» в «Известиях» предваряло сообщение, что его якобы в редакцию принесли с просьбой поместить в газете митрополит Крутицкий Петр (Полянский) и митрополит Уральский Тихон (Оболенский, † 1926)13.
Есть достаточные основания утверждать, что святитель Тихон приписанное ему «Завещание» в том виде, в каком оно было опубликовано в советских газетах, не подписывал14. Митрополит Петр об этом знал, однако, будучи подследственным, гласно опровергать подлог не стал. В то же время сохранилось свидетельство одного из православных украинских архиереев, что «его и прочих находившихся еще на свободе епископов, в ближайшие дни после кончины Святейшего, посетил посланец от митроп[олита] Петра с предупреждением — не верить опубликованному в советских газетах "завещанию" святейшего Патриарха Тихона»15. Главной практической задачей для Местоблюстителя становилось уклонение от выполнения навязываемого ему богоборческой властью «Завещания». В противном случае превратившееся в инструмент пробольшевистской политической борьбы руководство Патриаршей Церкви было бы сильно дискредитировано, что неминуемо привело бы к новым церковным разделениям.
Все это происходило на фоне нагнетания антирелигиозной истерии в стране. Через неделю после похорон Патриарха Тихона, в первый день Пасхи, в Москве открылся Всесоюзный съезд безбожников, постановивший организовать одноименный союз. «Всякая религиозная организация обслуживает интересы враждебных пролетариату классов», — заявил на съезде его председатель Е.М. Ярославский (Губельман)16. Борьба с религией приравнивалась Ярославским к классовой борьбе, а сама по себе вера — к контрреволюции. Несколькими днями ранее, на Страстной седмице, главная партийная газета целыми разворотами публиковала глумливый пасквиль «Новый Завет без изъяна евангелиста Демьяна»17.
Главным деянием Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра, совершенным в недолгий период его непосредственного управления Русской Церковью, стало решительное выступление против раскольников-обновленцев. «Не о соединении с Православной Церковью должны говорить так называемые обновленцы, а должны принести искреннее раскаяние... — писал митрополит Петр в послании архипастырям, пастырям и всем чадам Православной Российской Церкви 28 июля 1925 года. — Присоединение к Святой Православной Церкви так называемых обновленцев возможно только при условии, если каждый из них в отдельности отречется от своих заблуждений и принесет всенародное покаяние в своем отпадении от Церкви»18. Это был духовный приговор обновленчеству, который, однако, предрешал скорый арест митрополита Петра. Однако прежде требовалось сфабриковать политическое обвинение, и здесь, как и ранее, самую грязную работу должны были при поддержке Фанара выполнить обновленцы.
Тридцатого июля 1925 года советские раскольники направили письмо Патриарху Константинопольскому Василию III: «Священный Синод Российской Православной Церкви умоляет Вашу Святыню отечески-попечительно призреть на нашу церковную скорбь и подвигнуться на спасение болящей дочери — Церкви Русской. Нам — верным сынам Церкви — особенно важно излечиться теперь, когда приближается время Вселенского Собора, а вам, Ваше Всесвятейшество, особенно небесполезно посетить Церковь Русскую в преддверии грядущего Собора, чтобы правильно судить о положении ее в современных условиях нового государственного строя. <...> Все мысли и сердца многомиллионного верующего русского народа обращены на Ваше Всесвятейшество, как на единственного Спасителя и Отца нашей Матери Церкви. Верим и уповаем, что Отец Отцов не оставит мольбы своих детей неуслышанной, и как некогда Христос-Спаситель прикосновением исцелил горячку тещи ап. Петра, так и вы, Ваше Всесвятейшество, своим прибытием на наш Поместный Собор и прикосновением к язвам нашей страждущей Церкви поможете уврачеванию соборным разумом ее недугов»19.
В ответ Патриарх Василий 11 сентября 1925 года написал председателю обновленческого лжесинода «митрополиту» Вениамину Муратовскому: «Заочно соприсутствуем с вами и, поскольку возможно, посодействуем к скорейшему и полному уничтожению печального разделения, которое, будучи вредно Православной Церкви вашей, глубочайшей печалью исполняет и Великую Матерь Церкви». Меж тем на главный призыв раскольников — приехать лично на их лжесобор в Москву — Василий III ответил вежливым отказом: «Личное наше присутствие в настоящее время не может быть исполнимо по многим основаниям, и, по нашему мнению, оно не столь даже необходимо. <...> Дух и любовь нашей и прочих братских церквей смотрит на вас и поможет вам благополучно закончить дело»20.
Среди православных находились те, кто отказывался верить в подлинность публикуемых обновленцами писем главы Фанара. Так, епископ Мариупольский Антоний (Панкеев, † 1938) писал: «Грамоты патриарха Василия III московского происхождения, сочиняются Димопуло, он же Дурепопуло и Лестипопуло, по принципу: "вера без денег... мертва"»21. Деньги архимандрит Василий действительно очень любил. Можно допустить, что, переводя послания с Фанара, он привносил в них собственную игру слов, выгодную обновленцам. Однако нельзя представить, чтобы он доходил до полного сочинения опусов своего начальства. Психологически легче было списать канонические бесчинства Константинопольской Патриархии на «Дурепопуло и Лестипопуло», но греческие источники свидетельствуют, что приветствия Патриарха Василия советским раскольникам составлялись именно на Фанаре, а не в Москве, причем порой даже вопреки призыву Димопуло к большей осмотрительности22.
Получив «благословение» Константинопольского Патриарха на свое сборище, раскольнический лжесинод разослал в епархии послание, которое гласило: «Мы знаем твердо, что Священный Синод Православной Российской Церкви, ведущий свои полномочия от собора 1923 г., находится действительно в общении с Православным Востоком в лице его представителя вселенского патриарха. Доказательством тому служат неопровержимые, опубликованные документы, вплоть до последней телеграммы нового вселенского патриарха Василия III. А если русская синодальная церковь находится в общении со вселенской патриархией, если последняя считает первую вполне православной и законной, то как после этого назвать инсинуации никем и ничем не апробированного "местоблюстителя патриаршего престола"? Называя синодальную иерархию самочинной, он бросает голословное и заведомо лживое обвинение не нам только, а и вселенской патриархии — высшей представительнице Православного Востока. Но мы предпочитаем быть в общении с исконным центром восточного православия, чем иметь "благословение" ничем не апробированного местоблюстителя упраздненного патриаршества»23. Отказ Василия III лично приехать в Москву обновленцев особо не расстроил, и по предложению лжемитрополита Александра Введенского он был заочно объявлен почетным председателем президиума «Собора».
Начало лжесобора было предварено 1 октября 1925 года службой в захваченном раскольниками Храме Христа Спасителя. «Божественную литургию, — сообщала обновленческая газета, — совершали 7 архиереев, по числу семи таинств святой церкви... в сослужении представителя Вселенского Константинопольского патриарха архимандрита Василия (Димопуло) и 11 заслуженных протоиереев и целом штате протодиаконов и диаконов»24. После открытия заседаний «было оглашено обращение к Рабоче-Крестьянскому правительству с призывом всех православных христиан к добросовестному сознательному и лояльному отношению к власти, даровавшей церкви необходимую свободу своей внутренней религиозной жизни. Вслед за прочтением обращения было оглашено письмо Вселенского патриарха Василия III, который был приглашен на Собор, но не мог приехать в Москву как вследствие своего старческого возраста (70 лет), так и по другим случайным обстоятельствам, исходящим из особого политического состояния Турции в настоящий момент»25.
На втором заседании раскольнического лжесобора главным действующим лицом стал Александр Введенский, выступивший с докладом «О современном положении православия». «Я сознаю ту чрезвычайную ответственность, которую беру на себя в этом высоком собрании, где осеняет нас дух божий (так. — А.М.) и где первым председателем состоит сам вселенский патриарх святейший Василий Константинопольский», — начал свое выступление ряженый в митрополита докладчик. Далее он сыпал именами писателей, профессоров и прочих известных лиц, проводя мысль, что «атеизм прогрессирует», а «для профессора стало стыдом ходить в церковь». Причина неверия интеллигенции, по Введенскому, заключалась в «неестественной связи церкви с государством» (монархическим, не советским): «Крест Христов был не столько в руках святителей, сколько в когтях двуглавого орла». Далее он переходил к своему любимому жанру доноса и заявлял, что «иерархическая верхушка тихоновщины является носителем тех же идеалов, какие развивались в царское время». В подтверждение этого тезиса Введенский сообщал: «Известно, что недавно наместник патриаршего престола митрополит Петр Крутицкий, он же Петр Федорович Полянский, открыто бросил обвинение в неправославии даже вселенскому патриарху Василию III. Так, он произнес: "Надо еще проверить, православен ли сам вселенский патриарх". <...> Уже и вселенский собор у тихоновцев перестал быть высшей церковной инстанцией!» В конце своего выступления докладчик поделился «сенсацией» и огласил письмо «архиепископа всей Южной Америки» Николая Соловья, ранее неудачно командированного советскими раскольниками в США, но начавшего по пути выступать против них же. Согласно Введенскому, Соловей выражал свое «полное глубокое раскаяние» теперь уже обновленцам и сообщал, что «к тихоновцам — подобным варварам» он не принадлежал, но перед своим отъездом за границу «имел двухчасовое совещание с патриархом Тихоном и Петром Крутицким», в ходе которого якобы получил поручение передать зарубежным монархистам собственноручное патриаршее письмо о том, что «святая церковь не может благословить великого князя Николая Николаевича, раз есть законный и прямой наследник престола великий князь Кирилл». «Оказывается, таким образом, — восклицал Введенский, — что Тихон до самой смерти, каясь пред всем миром, что бросил политическую борьбу, — все время обманывал — власть, народ и церковь»26.
Цель «разоблачения» Введенского была понятной. Патриарха Тихона, который в действительности всеми силами уклонялся от участия в политической борьбе, уже не было в живых, ему новая клевета обновленцев повредить не могла, но против митрополита Петра, как бы вскользь упомянутого в письме Соловья, ОГПУ получало возможность выдвинуть тяжелые обвинения в сношениях с зарубежными контрреволюционерами. «Оказывается, — заканчивал свою речь обновленческий лжемитрополит, — что тихоновский корабль плавает в международных водах, и трудно сказать, где главный капитан: за рубежом или "на Крутицах"»27. Провокация Введенского, осуществленная в «заочном соприсутствии» Патриарха Василия, достигла цели. Одиннадцатого ноября 1925 года Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б) постановила «в целях разоблачения монархических устремлений Петра (местоблюстителя патриаршества), поместить в "Известиях" ряд статей, компрометирующих Петра, воспользовавшись для этого материалами недавно закончившегося обновленческого собора. <...> Одновременно с опубликованием ст[атей] поручить ОГПУ начать против Петра следствие»28.
Твердый отказ Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра (Полянского) идти одним апостасийным путем с обновленцами привел к тому, что в ночь на 10 декабря 1925 года он был арестован. Перед своим арестом он готовил еще одно обращение к пастве (его черновик был изъят у Местоблюстителя во время обыска). В нем митрополит Петр вновь коснулся темы отношения к обновленцам: «Все мы хорошо знаем, что переживаемые события не могут не внушать опасений за будущее нашей Пр[авославной] Церкви. Пагубный раскол, возглавляемый епископами и пресвитерами, которые бессовестно клевещут на своих собратьев и благочестивых мирян, содействуют закрытию монастырей и церквей, — все это, м[ожет] б[ыть], не так еще опасно для Ц[еркви] Б[ожией], которая всегда крепла и обновлялась страданиями исповедников. Но гораздо опаснее дух лести, работающий над разрушением Ц[еркви] под видом заботы об ее внешнем благосостоянии. Таково именно обновленческое движение. Всем хорошо известны те средства, которыми они пользуются для своих целей»29.
При аресте у Местоблюстителя также изъяли записку, очень ярко характеризующую настроение святителя: «Меня ожидают труды, суд людской, скорый, но не всегда милостивый. Не боюсь труда — его я любил и люблю, не страшусь и суда человеческого — неблагосклонность его испытали не в пример лучшие и достойнейшие меня личности. Опасаюсь одного: ошибок, опущений и невольных несправедливостей — вот что пугает меня. Ответственность своего долга глубоко сознаю. Это потребно в каждом деле, но в нашем — пастырском — особенно. Не будет ни энергии, ни евангельской любви, ни терпения в служении, если у пастырей не будет сознания долга. А при нем приставникам винограда Господня можно только утешаться, радоваться. Если отличительным признаком учеников Христовых, по слову Евангелия, является любовь, то ею должна проникать и вся деятельность служителя алтаря Господня, служителя Бога мира и любви. И да поможет мне в этом Господь!»30 Процитированные слова — своего рода духовное завещание священномученика Петра. Сам он исполнению своего первосвятительского долга остался верным до конца, невзирая ни на какие страдания и являя тем самым высочайший пример и современникам, и потомкам.
После устранения митрополита Петра Патриаршей Церковью в России, согласно его завещательному распоряжению, начал управлять его заместитель — митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский). В условиях нарастания репрессий со стороны ОГПУ (вместе с Местоблюстителем одних только православных архиереев было арестовано в Москве десять человек) митрополит Сергий, связанный подпиской о невыезде из Нижнего Новгорода, не мог даже обратиться с посланием к полноте Русской Церкви о своем вступлении в должность Заместителя Местоблюстителя. Поначалу и названия у его должности не было, он подписывался: «За Патриаршего Местоблюстителя»31.
Арест митрополита Петра был использован для оформления еще одного крупного просоветского раскола — григорианского, названного так по имени архиепископа Григория (Яцковского). Двадцать второго декабря 1925 года никем в Церкви не уполномоченная группа из десяти епископов под его председательством собралась в бывших покоях Патриарха Тихона в Донском монастыре и учредила так называемый Временный Высший Церковный Совет. Как могли, деятели новоявленного ВВЦС пытались изображать из себя «тихоновцев» и сразу объявили, что «Временный Высший Церковный Совет... находится в каноническом и молитвенном общении с Патриаршим Местоблюстителем»32. Однако скрыть своего неприязненного отношения к преемнику святого Патриарха григориане не могли, поскольку программный документ, осуждавший митрополита Петра, готовился ими задолго до ареста Местоблюстителя. Еще 11 ноября Антирелигиозная комиссия поручила трем своим членам «просмотреть готовящуюся оппозиционной группой декларацию против Петра»33. Спустя полтора месяца эта декларация явилась на свет в виде послания к Церкви новоучрежденного ВВЦС, в который трансформировалась курируемая АРК-ОГПУ «оппозиционная группа». Возникновение ВВЦС сильно напомнило православным события мая 1922 года, когда был арестован Святейший Патриарх и на свет появилось самозваное обновленческое ВЦУ. ВВЦС изо всех сил старался отмежеваться от обновленчества, в «Известиях» даже прошло специальное заявление архиепископа Григория на этот счет: «Необходимо для ясности отметить, что мы не имеем ничего общего с так называемым священным синодом обновленцев, с антониновщиной, с самосвятством и другими отщепенцами, оставаясь на строго традиционной почве»34. Подобные заявления, однако, действовали слабо, и вскоре в народе новый раскол окрестили «обновлением № 2».
Тревожно начинавшийся для православных 1925 год заканчивался новыми сложными вызовами. Отвечать на них, как и ранее, предстояло исповедническим стоянием в Истине. «Тихоновская» Церковь в лице своих лучших представителей к этому была готова.
***
1 Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917-1943 / сост. М. Е. Губонин. М., 1994. С. 344.
2 Предсоборная комиссия // Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1925. № 1. С. 3.
3 Пленум Всероссийского Священного Синода 27-31 января 1925 года // Голос Православной Украины. 1925. № 4. С. 1.
4 Грамота Священного Синода вселенскому патриарху // Церковное обновление. 1925. № 4. С. 25.
5 Пленум Св. Синода 27-31 января 1925 г. Обращение к Правительству СССР // Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1925. № 1. С. 3-4.
6 «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922—1934 гг.). Т. 2: 1924 г. М., 2001. С. 413.
7 Следственное дело Патриарха Тихона: Сб. документов по материалам ЦА ФСБ РФ. М., 2000. С. 400.
8 Сафонов Д.В., свящ. Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея России, и его время. М., 2013. С. 585.
9 Акты Святейшего Тихона... С. 368.
10 Там же. С. 413.
11 Обращение синода // Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1925. 15 апр.
12 Положение о созыве III Всероссийского Поместного Собора православных церквей на территории СССР в 1925 году // Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1925. № 4. С. 1.
13 Предсмертное завещание Тихона // Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1925. 15 апр.
14 См.: Сафонов Д.В. К вопросу о подлинности «Завещательного послания» св. Патриарха Тихона // Богословский вестник. Сергиев Посад, 2004. № 4. С. 297.
15 Лопушанская Е. Святейший Патриарх Тихон и тихоновцы // Памяти Святейшего Патриарха Тихона: К двадцатипятилетию со дня его кончины. Джорданвилль, 1950. С. 47.
16 Всесоюзный съезд безбожников // Правда. 1925. 22 апр.
17 Новый Завет без изъяна евангелиста Демьяна // Правда. 1925. 12-17 апр.
18 Акты Святейшего Тихона... С. 420.
19 Послание Св. Синода // Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1925. № 4. С. 3-4.
20 Письмо Вселенского (Константинопольского) Патриарха Василия III // Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1926. № 6 (2). С. 7. 21 ЦА ФСБ РФ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 307. Л. 557.
22 См.: Καλαϊτζῆς Χρ., διάκ. Τὸ Μετόχιον τοῦ Οἰκουμενικοῦ Πατριαρχείου ἐν Μόσχᾳ «Ὁ ἅγιος Σέργιος» καὶ οἱ ἡγούμενοι αὐτοῦ (1881-1936). Γενεύη; Κατερίνη, 1991. Σ. 720-722.
23 Церковный вестник: Орган Карельского Епархиального Управления. 1925. № 6-7. С. 53; Тульские епархиальные ведомости. 1926. № 1. С. 5.
24 Открытие собора. День первый // Церковное обновление. 1925. № 14. С. 111.
25 Третий поместный Московский собор // Православный церковный вестник. 1925. № 5. С. 4.
26 Современное положение православия. Доклад митрополита Александра Введенского // Церковное обновление. 1925. № 14. С. 112-116.
27 О современном положении православия. (Доклад митрополита Александра Введенского) // Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1926. № 6 (2). С. 10.
28 Протоколы Комиссии по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б)—ВКП(б) (Антирелигиозной комиссии). 1922-1929 гг. / сост. В. В. Лобанов. М., 2014. С. 170.
29 Кифа — Патриарший Местоблюститель священномученик Петр, митрополит Крутицкий (1862-1937) / отв. ред. прот. В. Воробьев. М., 2012. С. 788.
30 Там же. С. 787.
31 См.: Акты Святейшего Тихона... С. 423, 428, 435, 443 и др.
32 Григорий (Яцковский), архиеп. Документы, относящиеся к образованию Высшего Временного Церковного Совета в Москве. М., 1926. С. 7.
33 Протоколы Комиссии по проведению отделения церкви от государства... С. 170.
34 Среди церковников. У тихоновцев // Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1926. 7 янв.
Добавить комментарий